Штандарты я сдала еще в субботу, в воскресенье пришлось кое-что поправить, а вот теперь последнее, герб. Натурально реставрация, потому что он облезлый, местами додумываю. Попу отсидела, спать хочу. А все потому что прошлой ночью я внаглую позволила себе поспать. Расслабон наказуем. Ну хоть дела поделала, а то бы загнулась еще и одновременно этим всем заниматься. Надо завязывать, вставать уже скоро.
Пошла сделать себе бутерброд, взяла нож сыр резать, тут подошла Муся об ноги потереться. Я наклонилась ее погладить, нож в правой руке остался. Кошка посмотрела на меня с подозрением. ***
Я сегодня растратчица. Купили Варе бэли кэпку с вышитым пайетками красным сердечком. А еще заколок. А еще килограмм крупной корюшки. Будем надеяться, Толя сможет завтра денег перевести. Ибо. *** Может, мне перестать слушать саундтрек к Сайлент Хиллу по ночам? Тем более, что антиснотворное действие он в связи с замыленностью утратил.
Подписана вконтакте на группу "Шедевры рекламы". Там много европейских образчиков. Есть правда очень остроумные вещи, я эту группу нередко цитирую. Но поражает обилие чернухи. Да что там, я у нас вообще такой рекламы не вижу. Не все прогнило в датском королевстве, я голосую за российскую. От таких образчиков, как там, даже если подумать, что авторы группы специально вылущивают вообще всю тамошнюю чернуху и больше ее просто нет, меня тошнит.
Сходила на аттестацию. В принципе была в форме, так что все прошло не так плохо, как могло бы быть. Не рискую говорить, что просто замечательно, потому что есть к чему придраться. Особенно отличились мы с Кириллом, обменявшись ударами почти в лицо, к счастью, оба промахнулись. Точнее, оба так весело промахнулись мимо плечей. Меня поверг в задумчивость факт, что на сей раз на аттестации нас записывали в книжечки помимо Петра и Георгия еще Петя и Юля из детской группы. Я даже не знаю, как к этому относиться.
После аттестации, поскольку у меня изменились планы на вечер, ВНЕЗАПНО осталась на Володин практический семинар по дуэльному фехтованию. Володя, правда, сомневался, стоит ли мне разрешать участие, т.к. у меня нет промежуточной аттестации, они пошушукались с Петром, в конечном итоге разрешили. Тема была "Наблюдение". Ну, понаблюдала))). У Володи интересная манера делать разминку. Учитывая, что это курс для лиц более продвинутых, чем я, плюс это уже шло как вторая тренировка (я не очень считаю аттестацию за тренировку, конечно, но нагрузка есть) у меня теперь отваливаюсь вся я. У меня ничего не болит, кроме тех мышц, на которые обычно ложится нагрузка при усиленных попытках сесть на шпагат, т.к. Володя им уделил большое внимание + усиленная работа над уходом вниз, но как-то организм ощущает себя странно. По финансам и времени я не могу себе позволить посетить остальные 7 занятий семинара, но рада, что осталась на этот, все же польза и расширение кругозора)).
Забрела в Макдак опосля)). А еще заколочку красивую купила)). Ну и еще по делам побегала, домой пришла уже ввечеру и вырубилась на диване)).
Попалась на просторах... ...препотешнейшая история. Ну я уже всем кому могла ее подсунула. Пусть теперь и пч пострадают. Хихиканьем.
"Ехала домой уже в сумерках. Подходя к подъезду, замечаю, что на дереве возле него, на высоте чуть выше моего роста, сидит котенок (или маленькая кошечка). Зная за кошками забавную привычку залезать на деревья, а потом не знать, как оттуда спуститься, подхожу ближе. Котенок не орет истошно, как они обычно это делают, но, судя по глазам, округлившимся от ужаса, очень напуган.
Подслеповато щурясь в темноту, ласково спрашиваю:
- Кис-кис, ты слезть не можешь?
- Угу, - печально отозвалась кошка, взмахнула крыльями и улетела...
Так я впервые в жизни увидела сову. Не в клетке или по телевизору, а вот так, на дереве. От неожиданности чуть не стала легче на полкилограмма."
К распространению. Важно. Информация предоставлена Free fencer с просьбой помочь перепостом.
Озверевший киевский мажор, едва не убив пятилетнюю девочку в ДТП, теперь пытается с помощью исполнительной службы стребовать с ее родителей сумму в 160 тыс. грн. с формулировкой «за моральный ущерб». Призвать его к порядку законными средствами не удается: папа имеет отношение к Генпрокуратуре, и обрушил на жертв сына мощь государственного аппарата…
Рассказывает Староста Юлия Антоновна: «18 августа 2010 года с семьей возвращались из Киева в Житомир. Скорость не превышали, ехали с допустимой скоростью 85 км/ч. Мы были пристегнуты, машина ехала в средней полосе. В районе автобусной остановки Катериновка нас собирался остановить на проверку пост ДАИ. Убедившись в отсутствии помех слева и справа, мы приготовились совершить маневр, но начать его не успели: в этот момент услышали оглушительный удар сзади. Должно быть, теряли сознание, потому что какая-то часть происходящего выпала… Оказалась я на улице, как – я не помню. В машине на заднем сиденье находился пятилетний ребенок… Водитель БМВ, который нас ударил, зацепил левую часть нашей машины и улетел в отбойник. Погнул его. Не знаю, куда он шел и как он шел, и что перед собой видел. Когда мы вышли и стали вытаскивать ребенка – она лежала без сознания – водитель БМВ, молодой парень с длинными вьющимися волосами, (одет был в светлую рубашку и брюки), ходил и смеялся… Муж остался на трассе, чтобы оформить ДТП, меня с ребенком увезли в больницу. При том повреждении, которое случилось с машиной, я удивляюсь, как мы остались живы. К нам в больницу никто не приходил, не спрашивал, в каком мы состоянии. Вытребовать документы у представителей ДАИ мужу не удавалось на протяжении недели, а то и дольше. Потом мы узнали, кто нас ударил – это оказался сын одного из руководителей Генпрокуратуры Украины Гузир Дмитрий Владимирович. Его отца зовут Гузир Владимир Павлович. Последний суд состоялся в августе прошлого года, причем узнали мы об этом только в феврале 2012 года, поэтому успеть подать какие-то документы на аппеляцию мы физически не могли. Нас никто не уведомлял. В реестре общих судебных дел, который доступен всем, эти дела наявны, и когда мы получили от исполнительной службы сумму к оплате, а она составляла порядка 160 тыс. гривен, мы зашли на сайт и нашли наше судебное дело. А потом через некоторое время оно исчезло. Теперь – самое страшное. То, что они умело состряпали все дела и обвинили моего мужа – это одно дело, но теперь исполнительная служба имеет негласное указание из Киева. Они роют землю. В чем это выражается: ночные приходы в мой дом, утренние… Они хотят попасть внутрь и описать все имущество, которое принадлежит мне на правах собственности. У ребенка был нервный срыв, когда они приходили в последний раз. Я бы их пустила в дом, но они пришли с нарушением действующего законодательства и даже не сочли нужным привести с собой понятых. Ранг человека достаточно высокий, у нас руки опустились, поэтому не предпринимали никаких действий: остались живы – уже хорошо, потеряли машину – ну и ладно, это был маленький «Ланос», но мы никак не думали, что они вот так вот, втихаря, сначала устными угрозами, а потом судебными делами решат вытребовать с нас деньги. Я боюсь обращаться в СМИ, я понимаю, с кем мы имеем дело… Ни один из юристов, даже с самыми большими регалиями, не захочет тягаться с Генпрокуратурой Украины. Я думаю, с их стороны это не вопрос денег. Они люди достаточно обеспеченные. У них здесь дело принципа…»
В настоящее время продолжаются попытки вытребовать деньги у отца пострадавшего в аварии ребенка и бывшего мужа Старосты Ю.А., владельца вдребезги разбитого «Ланоса» Ларченкова Владимира Анатольевича в пользу «пострадавшего» в ДТП Гузира Д.В., водителя БМВ. А между тем Ларченков В.А. в результате действий сотрудников исполнительной службы уже потерял работу: его руководителю ненавязчиво пообещали серию проверок, если он не расстанется со своим сотрудником.
Достаточно одного непредвзятого взгляда на фотографии, чтобы понять, каким образом развивались события в ту ночь на киевской трассе… Но судьи решили иначе. Единственный шанс добиться справедливости – привлечь к этому делу внимание общественности. Другим способом добиться от правоохранительных органов соблюдения закона уже невозможно.
Помогите этим людям. Пожалуйста. Распространите так широко, как сможете. Допускается выкладывание на любые ресурсы.
В качестве отдыха, а то сижу в офисе, дорисовываю последнее знамя. Герб не успеваю, но главное - сдать знамена. Это у меня будет даже не маленькая, а большая радость. Но пока ее нет, а я устала что-то, скажу про маленькие.
Обожратушки суши. В честь окончания пошива 4000 мешочков. И еще 400 маленьких. То ли мы квалификацию потеряли, то ли накупили много, но доедали очевидно с трудом, лакируя это дело чаем. В любом случае, в моем понимании употребление суши примерно таким и должно быть, иначе чего-то не хватает, но обычно мы в состоянии сожрать больше.
Купила кроссовки себе и Косте)). За деньги фирмы)). На самом деле деньги я туда верну, конечно же, просто деньги и кроссовки оказались передо мной в один отрезок времени, а более рациональных планов на них у нас все равно не было)). У меня кроссовочки на липучке, белые такие, только сеточка местами хоть и белая, но на сером фоне, но все равно белые. Учитывая, что им предстоят походы в лес, не знаю, как они сохранят цвет, но как бы вот)).
Выгнала Зло в отпуск. Маленький, но гордый. Ибо нефиг. Да здравствует просмотр порносайтов в рабочее время!!!.
Заходили Айлин и Отто, забирали у меня пиратскую шляпу. Я их боюсь, они страшные, потому что у них шляпа)).
После игры я сказала Петру, что не пойду на аттестацию, т.к. пропустила несколько последних занятий и в среду тоже не смогу появиться, при таких делах только по аттестациям и ходить. А тут так получилось, что в среду удалось пойти на тренировку. Посоветовалась с Георгием, Георгий сказала, мол, а пуркуа бы и не па? Так что в итоге на аттестацию пойду. Вопрос в том, что я там сумею показать. Ну и допустят ли меня как ранее расписавшуюся в своем неучастии.
Дорогие ребята, парни, девушки... все, кто читает в данный момент эти слова... Хочу рассказать вам одну историю. В Москве, на станции метро Белорусская Кольцевая у выхода в город на скамейке (справа на последней лавочке у эскалатора! (если её нет значит ещё не пришла или уже ушла) вы всегда можете увидеть эту бабушку, на первый взгляд ничем неприметную если только не несколько ярких вязанных платков которые она продаёт. Но на самом деле за этой банальной ситуацией скрывается еще одна человеческая глубокая судьба. Бабушка ветеран В.О.В. ей уже 89!!! лет НО она не просит милостыню, а покупает нитки и сама вяжет платки которые затем продает с утра до вечера каждый день. В 17 лет она лишилась слуха когда взрывала паром на котором плыли фашисты, ради родины, народа и мира в нашей стране.... и то в каких условиях сейчас протекает её жизнь, навевает боль и ужас! Я прошу каждого у кого есть сердце и чувство благодарности в душе за жизнь подаренную нам сейчас, посодействовать в помощи этому человеку. Купить платок,помочь финансово или просто поздороваться и сказать спасибо! Заранее всем приношу благодарность за отклик, и просьба: размещайте на своих страницах, добро должно быть безграничным!
От себя: очень жалею, что не в Москве, и не могу купить шаль у нее. Во-первых, давно мечтаю о такой, а во-вторых... сами понимаете. Если это правда, то хочется верить, что кто-то поможет. Если это афера, Бог судья тому, кто это придумал.
PS а если кто-то особо активный из Москвы узнает, сколько у нее стоит шаль - белая или бордовая, рыжая, с тем я спишусь, обо всем договорюсь и буду очень благодарна, потому что если цена устроит, я попросила бы купить ее, переведя деньги, например, на карту, или еще как-то. И прислать мне. Для оперативности можно было бы обменяться СМС. Писать в личку.
В тот вечер в доме царило оживление. Было 20е апреля - тройной празник: день рождения Фюрера, хозяину дома Хйанцу Леманну должны были вручить правительственнную награду (он был военным инженером), а за праздничным ужином готовились объявить о помолвке Карла и Хельги. Девушки ждали вечера, обсуждали какие-то свои дела, Хельга одела новое свадебное платье - старое кто-то изрезал недавно, да так и не выявили злоумышленника.
Были и неприятные сюрпризы. Например, появление неудачливого жениха, Христиана Фрича. Телефон дома по-прежнему молчал. Особо нервировал очень резкого поведения гость - Мейзингер из СС (не упомню звания). Буквально перед ужином внезапно отменили помолвку Хельги и Карла, что-то не так было с разрешением для Хельги. Девушки утешали Хельгу, да и та держалась хорошо, как истинная арийка.
За ужином Ильзе присматривалась к остарбайтерам. С чего же начать? Как заговорить? Как найти Елену? Наконец, Ильзе выбрала, к кому же обратиться для начала. К ней склонилась женщина с длинными светлыми волосами, предлагая положить на тарелку горошка.
- Елена? - тихо спросила девушка. Светловолосая удивилась, но нашлась: - Нет, Марина. Но Елена есть. - Покажи мне.
читать дальшеЧерез некоторое время Марина кивнула в нужную сторону. За это время Ильзе удалось всего лишь вскользь сказать Елене, что ей поручено помочь с побегом. А потом завертелось. Внезапно была объявлена причина затруднений с помолвкой. Досье Хельги изучили вдоль и поперек,особенно та часть, что касалась ее истории до попадания в детский дом и удочерения, и выяснилось, что она наполовину еврейка. Удивительно, насколько быстро от Хельги отвернулись буквально все, включая приемных родителей и Марию, которая вскоре после этой новости примчалась в их комнату и быстро сожгла некую фотографию. Ильзе, презрев осторожность, решилась расспрашивать окружающих о Хельге, хотя бы узнать, что с той станет, но на все вопросы слышала ответ: "забудь". В течение вечера Ильзе наконец-то дозвонилась до дома. Там подошел кто-то незнакомый, и началась игра в слова, с того конца провода добивались, кто она и откуда, Ильзе - кто эти люди и что они делают у нее дома. Наконец, выяснилось, что имущество Панцингеров описывают, а саму Ильзе не могут найти который день. Отец! Брат!.. только спокойно. Из дома не выйти без пропуска. Значит надо вести себя как можно более открыто и естественно, как бы показывая, что ей нечего скрывать. Ильзе стала ждать известий, предупредив Хайнца Леманна, что возможно, ее будут искать в их доме, чтобы для хозяина это не стало большим удивлением.
Отдельные "приятные" минуты доставил Мейзингер, выставив укладывавшихся спать Ильзе и 15-летнюю Хайдрунн (дочь старшего сына доктора Леманна, Арнольда) в коридор в ночных рубашках, т.к. важные разговоры ему вздумалось говорить именно в девичьей комнате. Ильзе, стоя в коридоре в ночнушке, только оставалось шутить о том, что теперь Леманны смело могут всем говорить, что фон Панцингеры спали у них на коврике в прихожей. Только доктор Леманн, обнаружив девушек в нескромном виде в коридоре, восстановил справедливость.
Ильзе решила, что сейчас у нее нет возможности вывести кого-либо с территории дома и что она скорее погубит Елену, чем спасет, если будет пытаться добыть пропуска на выход из дома официально. Учитывая, что семья, видимо, под подозрением (о худшем она старалась не думать), ее не выпустят так легко. Да и за пределами дома станут искать, а значит для спутника она опасна. Плюс о чем-то говорить было очень сложно. Когда за Ильзе принялся Мейзингер, это стало тем более ясно. Было целесообразнее выбраться из дома официальными путями, были такие возможности, а потом уже выправить через "Пиратов" другие документы и бежать в Швейцарию. Ильзе спрятала документы в комнате за комодом, а Елене написала записку, где было рассказано, где документы лежат. Предполагалось, что она возьмет с собой человека, который хорошо говорит по-немецки, и они сбегут. Логика, быть может, странная, но в итоге Ильзе не ошиблась - Александра Алмазова (тоже OST) сумела-таки добыть бланки пропусков. Сама Ильзе пыталась все еще разыгрывать лояльность.
Мейзингер сказал Ильзе, что отец и брат арестованы, к тому же отец внезапно оказался банкротом, и это наверняка преднамеренное действие. От Ильзе требовалось сказать, где находятся деньги, и назвать номер счета. К уговорам прилагалась записка якобы от Райнхарта в стиле "Сделай, что они тебе скажут", измазанная кровью. Записке я не поверила. Если Райнхарта сломали настолько, что он просит меня сдать номер счета, то он вполне мог сдать его сам. Как и отец. Ильзе сказала, что номера счета не знает, и Мейзингер дал ей два часа, чтобы освежить память.
По линии "Пиратов Эдельвейса" с Ильзе связались аж три человека. Александра Алмазова, с которой так и не вышло диалога ввиду невозможности уединиться или хотя бы задержаться для разговора. Ева Кальм, французская журналистка, писавшая в правительственные немецкие журналы. И Эрнст фон Графт из СД. Фон Графта Ильзе уже знала, плюс он проявил некоторую осведомленность (или догадливость), спросив ее, надо ли кого-то еще, кроме нее вывести из дома. Ильзе рассказала, что ей надо вывести остарбайтера, но поскольку у той на руках есть документы (девушки уже успели забрать их из комнаты Ильзе) и товарищи, говорящие по-немецки, она бы предпочла вывести из дома Хельгу, буде это окажется возможным. Фон Графт обещал помочь. Ева Кальм сказала, что Мейзингеру уже известен номер счета и назвала его Ильзе. Номер был верный. Было ясно, что теперь мне предложат распорядиться этими деньгами так, как будет выгодно СС. Тогда мы с Евой задумали дезинформацию. Она подбрасывает Мейзингеру измененный номер счет, разница была всего в одной цифре, а я запираюсь, но в случае каких-то воздействий "выдаю" счет с такой же ошибкой. Потом в случае чего можно было бы списывать все на ошибочно выученную цифру. Фон Графт вскоре подорвал доверие Ильзе. Он подошел и сказал, что она должна назвать ему номер счета, потому что может статься, один из них не выберется, тогда информация не должна пропасть. Ильзе мгновенно уловила фальшь, правда, сделала неверные выводы. Ей стало ясно, что номер попадет в руки Мейзингера, а фон Графт выдает ложное обснование. Тогда она решила, что он двойной агент и выдала ему тот же ошибочный номер, что придумали они с Евой.
Пока шли отведенные ей Мейзингером два часа, Ильзе сделала еще кое-что. К ней подошел Фрич и дал понять, что в обмен на ее благосклонность он может помочь ей облегчить участь отца и брата. Девушка не обольщалась, Вальмар обошелся с Фричем довольно непочтительно, и было понятно, что им движут не самые светлые и возвышенные чувства, но она хваталась за возможности, и отдала ему свою девственность. В итоге Фрич рвения особого, как она поняла, не проявил, но в целом хоть как-то слово свое сдержал, потому что из следующего разговора с Мейзингером Ильзе узнала, что не может надеяться на то, что Фрич сможет ей помочь. Мейзингер также предложил написать родне письмо с уговорами сдать номер счета самостоятельно. Ильзе написала. Только так, чтобы брату и отцу было ясно, что на самом деле она этого не хочет.
Ильзе не должна была показывать записку "Райнхарта" никому, но все же в какой-то момент показала ее Хайдрунн. 15-летняя девочка с абсолютно промытыми пропагандой мозгами вряд ли впечатлилась и поверила Ильзе, но игнорировать такой шанс поколебать веру в Рейх у славного человека Ильзе не могла. За это время Мария успела ввязаться в программу "детей Фюрера" - ей было сделано ЭКО. Ильзе не знала, как к этому относиться, она привыкла радоваться за беременных, но не могла радоваться ЭТОМУ.
Когда в следующий раз Мейзингер пригласил Ильзе, ей был предложен на подпись документ о переводе денежных средств с их швейцарского счета на какой-то государственный. Номер уже не спрашивали, значит, какой-то из номеров и впрямь был в их распоряжении. Евы она уже давно не видела, и надеялась, что ту не заставили назвать настоящий. Бланк был загнут так, что номер ей было не видно, но Ильзе рискнула и подписала. Когда документ разогнули, Ильзе увидела фальшивый номер. Теперь игра шла по принципу рулетки, как повезет.
Из кабинета девушку выпустили, но ненадолго, о том, номер ненастоящий, стало известно после проверки довольно быстро. Ее отвели вниз, в подвал, и посадили в комнату Винифред Шульц, которая в этом доме ведала остарбайтерами. Комната была феерична, видно было, что она там не превый узник, и следы крови на полу говорили, что обращались с ее предшественниками не слишком учтиво. Ильзе просидела там довольно долго и успела порядком замерзнуть. К ее удивлению, к ней несколько раз заходила Астрид Беккер, у которой был ключ, и вела с ней задушевные беседы на тему, почему же Ильзе так ее ненавидит. Ильзе не очень понимала этого, если она хоть что-то в чем-то понимала, Астрид не тот человек, который станет так беседовать с обидчиком, значит, лиюо с ней случилось что-то из ряда вон выходящее, либо она разводит Ильзе на откровенность, чтобы потом сдать. Поэтому Ильзе старалась не поддерживать этих бесед. К ней заходил Мейзингер, чтобы сообщить о неладах со счетом, а также Бломберг, который водил Ильзе в лабораторию доктора Вебера, врача семьи Леманн, у которого в доме оказалась своя лаборатория для экспериментов, где в этот момент проводили какие-то манипуляции с Евой. Вот куда она делась... Ева подняла голову и сказала, что не знает Ильзе. Тогда девушку вернули в импровизированный карцер. Вскоре там же оказалась Елена Хрупова. У нее была сломана рука и не работали ноги вследствие какого-то укола. Не было понятно, по чьей милости тут оказалась Елена, но Ильзе сильно подозревала фон Графта и очень раскаивалась, что поверила ему, хоть у нее и не было изначально оснований от него что-то скрывать. Пару раз в помещение прорывалась Шура Алмазова, сбегать оттуда пленницы не стали - даже если выйти, то в доме рано или поздно найдут, а вокруг дома - непроходимый автоматный кордон. Нужны были пропуска. Шура как-то ухитрилась их раздобыть, осталось только написать... но больше девушки ее не видели. Потом уже краем уха Ильзе слышала, что Алмазова погибла.
Через некоторое время Хрупова снова обрела возможность пользоваться ногами, и тогда девушек забрали в лабораторию. Елену Винифред Шульц хотела использовать как материал, если бы ей разрешил Мейзингер, а за Ильзе надо было пока просто присматривать - наверху что-то творилось, и ССовцам было не до Панцингер. И Ильзе, и Елену связали. Сперва они торчали в лаборатории и наблюдали живописную сцену испытаний экспериментального препарата на Маэве Дюпюи, работнице-материале. За это время Ильзе хотелось прыгнуть на спину Веберу или Шульц, за то, что они порочат звание медиков, а то и нарваться на пулю охранника, чтобы уже точно никому и ничего не выдать, но девочка-фиалка не решилась. Елена попробовала сделать то же самое, она стащила со столика шприц с каким-то препаратом и сумела вколоть его Веберу, но увы, это оказался препарат для стимуляции сердечной деятельности, ему стало нехорошо, но и только. Елену избили, и через некоторое время их посадили в клетку. В клетке обнаружилась Хельга (живая, но потерявшая какую-либо волю к жизни) и обе француженки. Хельга была не связана, но развязать кого-то из нас не хотела с мотивацией "это нехорошо". На нее вообще было жаль смотреть, она только знай себе твердила, что хочет умереть и что Карлу (которого уже быстро обручили с секретаршей Мейзингера) надо ее забыть. Самое ужасное, Хельга тоже винила себя в том, что Леманны ошибочно ее удочерили, хотя ей на тот момент было всего шесть лет. Евреи втираются в доверие, и все тут. Зато приятно было узнать, что Гертруда, ее приемная мать, все же навещала ее и не оставила своей любовью. Еще приходила Мария и не решилась сказать Хельге, что беспокоится за нее, но передала через Ильзе, что "Мария о тебе спрашивала". В конечном итоге, Хельгу уговорили-таки кого-то развязать, кажется, Маэву. Маэва развязала Еву, а та выбралась из клетки и вылила какой-то препарат со столика. Из лаборатории было не выйти, и она вернулась, а когда пришла Шульц, еще и издевалась над ней. Винифред оказалась человеком с железными нервами, Еве досталось, но ее не убили и не причинили ощутимого вреда. Но накрепко связали. Остальных не проверили, и через какое-то время, пока из лаборатории все ушли, Еву снова развязали, и она уже тогда переколотила на столиках препаратов без разбора.
Пока с этим разбирались, за Ильзе пришли. Ее отвели наверх и сказали, что ради спокойствия Марии ее больше не будут держать в заточении, но она должна подписать пустую форму о снятии денег. Номер, кажется, не спросили. Раньше, быть может, Ильзе и прогнулась бы, но за это время она успела посмотреть на отчаянную отвагу француженок и русской, а также увидеть, что творится в лаборатории. Пыток она не увидела, но даже относительно безвредных экспериментов хватило, чтобы Ильзе не только головой поняла, но и сердцем, насколько был прав отец. Она отказалась подписывать что либо, подтверждать правильность счета и вообще вести какой-либо диалог с Мейзингером. Она уже была за пределами страха, когда она прекрасно понимает, чем ей это грозит, коленки трясутся и подгибаются, но в сердце страза уже нет. Она все взвесила, все оценила и достигла того рубежа за который отступать не могла. Это не была отчаянная упертость, но спокойна уверенность, что больше увертываться она не станет. Мейзингер, ка кни странно, не спешил со зверствами и попытался действовать через Марию, но Ильзе и ее не послушала. Они говорили наедине, и Ильзе сама, своей рукой открыла дверь комнаты и сказала ССовцам, что Марии не удалось ее убедить. Мейзингер пытался приводить еще какие-то доводы, спрашивать Ильзе о смысле ее упрямства, теряя уже терпение, но она его не слушала. Не объяснять же в самом деле свои резоны? Никаких политических бесед и лозунгов она не хотела выдвигать, поводов запутать ее на логике - тоже. Шантаж тоже не подействовал. Просто фон Панингеры за это время пусть дистанционно и опосредованно обо всем друг с другом договорились (если отец и брат действительно были еще живы, в чем Ильзе сомневалась тоже) и простили друг другу риск их жизнями. Все шло к тому, что сейчас Ильзе перестанет быть целой или вообще перестанет быть. Но тут пришел фон Графт. Ильзе его устало ненавидела, ненавидеть сильно она не умела и у нее не было на это сил. Просто мерзко было видеть предателя. Сперва фон Графт и Мейзингер делили полномочия, потом первый тоже стал ей что-то говорить. Ильзе его слушала вполуха и знала одно - он ее сдал. Наверное, то что он говорил, имело смысл, она даже что-то отвечала, просто врага она слышать отказывалась. Там было и упоминание отца, и что он обязан ее вытащить, и что он вернулся, рискуя жизнью, именно за ней (поскольку она полдня просидела в подвале, она даже не заметила, что он куда-то исчезал). Последний довод для нее был весом, но он обесценил все в тот миг, когда предал ее доверие. Видимо, и он ушел бы несолоно хлебавши, а Ильзе отправилась бы в подвал, если бы в какой-то момент он не сказал ей, чтобы она прогунлась уже, потому что "Это нужно для Родины" (ДВА). Он это сказал так, что Ильзе пришлось поверить, что они все еще на одной стороне. А для юной девушки слова более опытного человека, с которым у них одна цель, стали указание к действию. И Ильзе подписала. Вот тогда, уже зная, что Эрнст фон Графт все же ее союзник, она действительно его люто ненавидела. Хотя бы за то, что он был кругом прав. За то, что вернул ее к жизни в тот момент, когда она умерла сама для себя.
Ильзе встала у стенки, пока совершались необходимые подробности и подпись проверяли на подлинность, и едва держалась, чтоб не заплакать. Она видела сломленного Хайнца Леманна, оказывается, он уничтожил свои чертежи, потому что для него Родина тоже не равнялась Фюреру. Да и с детьми сложилось так по-разному. Ильзе нашла в себе силы подойти в нему и сказать, что Хельга помнит о нем. А он ответил, что предал ее... И уже потом Ильзе стояла у стены и плакала, тихо и горько. Потому что ее вынудили сделать то, что она не хотела всеми силами души, и потому что у нее на глазах случилось столько всего, что в ее душе просто не помещалось.
Ильзе отдали под юрисдикцию СД, и фон Графт был готов ее вывести из дома. У него были пропуска. Но надо было уйти без Хельги, и это тоже стало предметом споров. Ильзе сказала, что не уйдет без подруги, и если он ее поведет силой, она будет кричать. Тут тоже выигрыш остался за фон Графтом, находясь по ту же сторону баррикад, он выдвигал убийственно рациональные выводы. В конечном итоге Ильзе пошла за ним, поклявшись, что она сдаст его с потрозами, если увидит, что он не собирается помогать Хельге.
А потом был бег от крыльца к калитке, выстрел в воздух одного из охранников Мейзингера и выход на волю. Ильзе не ждала, что она выживет, но она выжила.